У Г.И. Чулкова указаны 1831–1833 гг. — время создания стихотворения. А.А. Николаев и Т.Г. Динесман (см. Летопись 1999. С. 288–290) относят его к концу 1830-х гг.; исследовательница датирует его первыми числами апреля 1833 г., считая, что оно явилось откликом на стих. Ап. Мальтица («Лебедь»). Однако это гипотетическое мнение нуждается в значительной проверке, так как аллегорический смысл образов лебедя и орла — принадлежность вообще мировой поэзии, а в стихотворениях Тютчева и Мальтица недостаточно значительное совпадение, да и кто из них опередил другого, неизвестно. Целесообразно принять более свободную датировку Г.И. Чулкова.
Р.Ф. Брандт обратил внимание на то, что последние стихи «очень похожи» на окончание стихотворения «Как океан объемлет шар земной...», заметив при этом неправдоподобие в стихотворении: ведь «лебедь вовсе не спит на воде» (Материалы. С. 42). С.Л. Франк (Франк. С. 26), обнаружив в поэзии Тютчева «характерное религиозное чувство», указав на него в стих. «Нет, моего к тебе пристрастья» (см. коммент. С. 416), отметил, что с особенно неподражаемой символической силой оно выражено в стих. «Лебедь». Философ привел стихотворение полностью, выделив слова «за облаками», «молнии», «неподвижными», «солнца», «лебедь чистый», «Божество», «двойною», «всезрящий», «звездной», «отовсюду окружен». Он нашел в нем своеобразные итоги миросозерцаний поэта: «Мы приближаемся здесь к последнему, завершающему аккорду религиозной симфонии тютчевской лирики: всезрящий сон чистого лебедя выражает небесное глубже, чище, яснее, чем стихия весны, утра, юности. Это есть воплощение чистоты в покое, радости высшей, чем веселье и беспечность жизненного утра; это есть на земле как бы жизнь в неземном». Логика мысли философа приводит к стих. «Весеннее успокоение» (см. коммент. С. 420).
Автограф неизвестен, имеются два списка, один — в Муранове, другой — в альбоме Тютч.-Бирилевой (с. 174–175).
Первая публикация — Галатея. 1830. Ч. XVI. № 27. С. 57, под заглавием «Сны». Затем — Совр. 1836. Т. III. Под № VIII. С. 13; Совр. 1854. Т. XLIV. С. 8; Изд. 1854. С. 12; Изд. 1868. С. 15; Изд. 1900. С. 80.
Печатается по Совр., 1836, с исправлением опечатки. В некоторых прижизненных изданиях есть опечатки: вместо «снами» — «сном» (в Галатее), вместо «волн» — «вод» (в Совр. 1836).
Датировка стихотворения связана с цензурной пометой в Галатее: «июля 4 дня 1830». Датируется периодом 1828–1830 гг.
Н.А. Некрасов полностью привел стихотворение в своей статье и отметил: «Последние четыре стиха удивительны: читая их, чувствуешь невольный трепет» (Некрасов. С. 212). В Отеч. зап. также полностью процитировано стихотворение; в преамбуле к цитате и последующих комментариях критик рассуждает: «Не удивляйтесь же, что речи поэта иногда отзываются таинственностью. Над миром, который видим всем нам, у него распростирается еще свой мир, доступный лишь поэтическому глазу; душа его полна видений и снов, которых никто не может нам рассказать, кроме его самого. Кто хочет войти в смысл его видений, тот пусть внимательно прислушивается к его речам и не теряет из них ни одной черты. Иное может показаться вовсе не имеющим образа, что в сущности лишь не уловляется им сполна. Невнимание, конечно, легче; но некоторые образы и не могут быть иначе уловлены, как при усиленном внимании. Например, этот образ жизни, который мы находим у того же поэта (здесь полное цитирование. — В.К.) <...> Какое великолепное представление того, что в жизни есть таинственного, неуловимого, неразгаданного, того, что владеет нами и чем мы владеть никогда не в состоянии!» (Отеч. зап. С. 57–58). Дальнейшие рассуждения критика вели к эстетической категории «невыразимого» и к намеку на поэтическую практику В.А. Жуковского и его школы. Анонимный рецензент в «Библиотеке для чтения» (1854. Т. 127. Отд. 6. С. 1–2) писал об Изд. 1854: «В число отличительных достоинств стихотворений господина Тютчева должно преимущественно поставить мысль, почти всегда грациозную и удачно высказанную. В картинах его свет и тени распределены изящно. В выборе предметов, в выражении и его колорите не встречается тех поэтических пошлостей, которые в стихотворстве нашем сделались стереотипными и заменяют собою изобретение и вкус. Вот одно из стихотворений, могущих служить характеристикою этого прелестного рода»; здесь полностью процитировано стих. «Как океан объемлет шар земной...». Критический отзыв появился в рецензии, напечатанной в Пантеоне (Отд. 5. С. 5–6); образы стихотворения названы темными, и автор рецензии осуждает рецензента из Отеч. зап. (Дудышкина) за похвалы. Однако дальнейшее восприятие стихотворения подкрепляло мысли, высказанные Дудышкиным, об эстетических категориях таинственного, неуловимого, неразгаданного, невыразимого. Л.Н. Толстой отметил стихотворение буквой «Т» (Тютчев), имея в виду самобытность поэта (ТЕ. С. 145). В.Я. Брюсов (Изд. Маркса. С. XLII) пишет: «В стихотворении «Как океан объемлет шар земной...» сны названы особой «стихией», неодолимо влекущей к себе человека». Брюсов проследил единую, по его мнению, линию развития тютчевской идеи о слабости человеческой мысли и значимости «нерассудочных форм постижения мира» от стих. «Проблеск» к «Фонтану», «Silentium!», в этом ряду и «На камень жизни роковой...», затем «Как океан объемлет шар земной...», «Сон на море», «Е.Н. Анненковой», завершение — в «Безумии», и снова Брюсов вернулся к «Silentium!».
Картиной ночного мира «Как океан объемлет шар земной...» примыкает к «Видению» («Есть некий час в ночи всемирного молчанья...»). По существу, рассматриваемое стихотворение — второе в «цикле» о ночном хаосе, если не считать «Урании», где образ хаоса представлен в ином, историческом, аспекте. «Как океан объемлет шар земной...» впервые рисует ночной мир в виде стихийной беспредельности — «бездны», «океана»; в «Видении» — «колесница мирозданья», образ, не повторяющийся в поэзии Тютчева. Найденный новый образ, «бездны» — «беспредельности», войдет в дальнейшие стихотворения о ночном хаосе: «Сон на море», «День и ночь», «О чем ты воешь, ветр ночной...».