Том 1. Стихотворения 1813-1849 - Страница 78

Печатные тексты стихотворения различаются главным образом наличием или отсутствием названия и выделением или не выделением строф: в «Деннице», в изданиях 1854 — с заглавием, в Изд. 1868, Изд. СПб., 1886; Изд. 1900 — без заглавия, с разделением на строфы. В Изд. Маркса (с. 79) — с заглавием и с разделением на строфы; в изд. Чулков I — с заглавием и без разделения на строфы, так и в Лирике I.

Цензурная помета в Деннице — январь 1831 г. Датируется 1830 г., июнем — августом (см. Летопись 1999. С. 102).

Л.Н. Толстой, отметил стихотворение буквой «К.!!» (Красота!!) (ТЕ. С. 146).

ЦИЦЕРОН

Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 11. Л. 1 — тщательно написанный чернилами текст, в котором выделены и даже отчеркнуты строфы; на обороте листа — «Silentium!».

Первая публикация — Денница. 1831. С. 40. Затем — Совр. 1836. Т. III. С. 8. Под № IV в общей подборке «Стихотворения, присланные из Германии», с подписью «Ф.Т.». И в том и другом изданиях напечатано с разделением на строфы. Без разделения перепечатано — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 17–18; Изд. 1854. С. 33; Изд. 1868. С. 38; Изд. СПб., 1886. С. 106; Изд. 1900. С. 65.

Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 242.

В печатных текстах — ряд разночтений: в 8-й строке Денница дает вариант — «ея», Совр. 1836 — «ея», Совр. 1854 — «его», Изд. 1854— «его», Изд. 1868, Изд. СПб., 1886 — также «его», в Изд. 1900— «ея», Изд. Маркса колебания («его» — в 7-м изд., «ея» — в 8-м), Чулков I, 1933 — «ее», Лирика I — тоже «ее», в дальнейшем печатается так же. Главное отличие в 1-й строке второй строфы: в автографе — «Счастлив», в Деннице — «Блажен», Совр. 1836 — «Счастлив», Совр. 1854 — «Счастлив», Изд. 1854 — «Счастлив», также в Изд. 1868, Изд. СПб., 1886, Изд. 1900, но в Изд. Маркса снова колебания: «Блажен» — в 7-м изд., «Счастлив» — в 8-м, Чулков I — «Счастлив», в Лирике I — «Блажен», но в Изд. 1984, где тексты готовились также К.В. Пигаревым, дан вариант — «Счастлив». В новейших изданиях, подготовленных А.А. Николаевым (Изд. 1987), В.В. Кожиновым, отдано предпочтение варианту, принятому Пушкиным,— «Счастлив». Кожинов полагает, что Тютчев должен был отвергнуть слово «блажен», так как через строку появляются «всеблагие» (Тютчев Ф.И. Стихотворения. М., 1976. С. 300).

Существенно варьируются знаки препинания в изданиях, и они отличаются от авторских знаков в автографе: в 5-й строке автографа после слова «так» стоял восклицательный знак, но в Совр. 1836; Совр. 1854; Изд. 1854 поставлены точка с запятой, в Изд. 1868, Изд. СПб., 1886 — двоеточие, в Изд. 1900 восклицательный знак автографа восстановлен и в дальнейших изданиях — также. В автографе 2-й строки после «тревоги» стоит двоеточие, но в Изд. 1868, Изд. СПб., 1886 и Изд. 1900 первые две строки прочитаны иначе, прямая речь в этих изданиях начинается со второй строки: «Оратор римский говорил: / «Средь бурь гражданских и тревоги», после слова «тревоги» следовала запятая. В изданиях, подготовленных Г.И. Чулковым, Пигаревым, прямая речь начинается с 3-й строки, как в автографе. В автографе 10-й строки после слова «роковые» стоит тире, в Деннице — восклицательный знак; в Совр. 1836, Совр. 1854, в Изд. 1854, Изд. 1868, Изд. СПб., 1886, Изд. 1900, Изд. Маркса— двоеточие, но в изд. Чулков I — тире, как в автографе; в Лирике I, Изд. 1987 — восклицательный знак. Последняя строка в автографе завершается восклицательными знаком («бессмертье пил!»), однако в Совр. 1854, Изд. 1854, Изд. 1868, Изд. СПб., 1886, Изд. 1900, Изд. Маркса, Чулков I поставлена точка. В Лирике I — восклицательный знак, как в автографе.

Многочисленные варианты синтаксического, графического, а иногда даже лексического оформления говорят об отсутствии смысловой однозначности стихотворения, о его смысловых глубинах и перспективах, о реальных возможностях разночтений. Все же автограф больше всего отражает художественную мысль Тютчева, и ему нужно отдать предпочтение.

Датируют, учитывая цензурное разрешение в Деннице (январь 1831 г.), 1830 г. (сентябрем), но в Летописи 1999. С. 286 относят написание к началу июля 1829-го, времени пребывания Тютчева в Риме.

Н.А. Некрасов в своей известной статье не выделил этого стихотворения. С.С. Дудышкин отмечал: «Мир исторический также не чужд г. Тютчеву, как мир мысли: поэт не менее исполнен сочувствия к великим судьбам человечества, как легко усваивает себе возвышенное воззрение на мир, какому бы веку оно ни принадлежало. Здесь и там душа поэта равно отзывается на всякое великое явление. Мысль легко и скоро всходит у него над всемирным событием и, воплощенная в поэтический образ, служит ему путеводною звездою при оценке целого ряда явлений. Читатель лучше поверит нам, прочитав «Цицерона» (Отеч. зап. С. 72). Особенное впечатление стихотворение стало производить в начале нового столетия в период революционных ситуаций. В апреле 1905 г. А.А. Блок, усмотревший сходство между александрийской эпохой и современной ему, устанавливает это сближение, обращаясь к стих. Тютчева: «В истории нет эпохи более жуткой, чем александрийская; сплав откровений всех племен готовился в недрах земли, земля была как жертвенник.

Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые:
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир, —

говорил Тютчев. Во время затаенного мятежа, лишь усугубляющего тишину, в которой надлежало родиться Слову, — литература (сама— слово) могла ли не сгорать внутренним огнем?» (Блок. Т. 5. С. 8). Хотя Блок процитировал вторую строфу, но акцентировал идею-мотив — первой: «оратора», говорения, исторической значимости Слова. В такой интерпретации идея стихотворения восходила к пушкинскому «Пророку». В январе 1918 г. в статье «Интеллигенция и революция» (Блок. Т. 6. С. 11) писал: «Мы, русские, переживаем эпоху, имеющую немного равных себе по величию. Вспоминаются слова Тютчева: «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые...» Блок полностью процитировал вторую строфу. В статье поэтом нового столетия создан образ эпохи, близкий возникшему в тютчевском «Цицероне»; стилистика самого названия статьи Блока перекликалась с работой Тютчева «Россия и революция», в которой поэт XIX в. заявлял о пагубной неизбежности революции, и эта идея «бурь гражданских и тревоги», сложной диалектики исторических катаклизмов вошла в поэзию Блока, отозвавшись во многих стихотворениях и в поэме «Двенадцать». В.Я. Брюсов, как и Блок, ассоциировал исторические катаклизмы первых десятилетий XIX в. со стихотворением Тютчева. В 1914 г. один из своих стихотворных циклов он обозначил строчкой из знаменитого теперь произведения — «Высоких зрелищ зритель»; другой цикл озаглавлен «Стоим мы слепы». Брюсову был близок лирический герой этих циклов, обозревающий события мировой истории и предсказывающий грядущее. В цикле «Высоких зрелищ зритель» поэт использовал еще один тютчевский образ — «стародавней Вильны».